Пусть я и сделала все итоговые работы заблаговременно, это бытие всё равно меня угнетает

@темы: Краснота

Кажется, мой пресловутый упадок сил объясняется нехваткой внимания О_о Очень на меня не похоже, обычно меня устраивает, когда ко мне не лезут с участливостью, а тут на тебе.
Зима, что ты делаешь

@темы: "Шел, стеная, кабальеро, извела его печаль"(с)романсеро, Alter ego

Жизнь в точности похожа на театр тем, что в ней часто один и тот же человек играет то злодея, то героя; и тот, кто вызывает в нас восхищение сегодня, может быть, завтра станет предметом нашего презрения.
Генри Филдинг

Вольпефо́рре, Ла́вора

1524 год

1

Добела раскаленное солнце вступило в соперничество с белизной мраморной, изукрашенной кружевами цветов и листьев, плотью палаццо Пья́дже — резиденцией герцога Сиджизмо́ндо Джуди́ччи, прозванного современниками за неудержимый, даже жестокий нрав Вольпефоррским Буйволом.
Носитель грозного прозвища оказался радушнейшим хозяином, умоляя гостей почитать его дом за свой собственный. И если самый августейший из них, сын и наследник короля Эскарлоты Райнеро Рекенья, охотно почёл, то его гораздо менее родовитый слуга и друг Сеза́р ви Котро́нэ держал ухо востро.
О Пьядже ходили такие слухи, что, живи Вольпефорре по канонам драмы, ослепительно белые стены со дня на день должны были окраситься кровью, что в обилии пролилась за ними. Однако шел десятый год тому, как на взгорье, вздымающемся у самой кромки Марсилиевого моря, зодчие возвели это палаццо; шел десятый год тому, как молва, по мере того, как Буйвол подминал копытами Вольпефорре, обносила его логово дурной славой. И шел десятый день, как его высочество эскалотский принц гостил здесь.
читать дальшеКровь, застарелая и свежая, не спешила проступить на стенах. Покушения на царственного гостя тоже пока не совершили. Камергер принца не то чтобы успокоился, но позволил себе отойти от хозяина дальше, чем на шаг, и коротать полдень в Чаячьем патио.
Сезар улегся в траву, под тень апельсиновых деревьев и заслоны ракитника; слух ласкали стрекот цикад и пение фонтана. Но его пение было лишь робким предвестником той грозной песни стихии, песни моря, то нежного, то злого. Оно, конечно же, находилось у Джудиччи под рукой. За Зеленой аркой патио начиналась изваянная точно из пены морской лестница; ее округлые ступени ложились прямо на песчаный берег Марсилиевого моря, а по ним выхаживали крупные чайки с хищными клювами. Бриз ласкал лицо, заманивал, обдавая запахами соли и воли, Сезар вдыхал полной грудью. Его тянуло к морской прохладе, к пене и даже крикливым чайкам, но когда это он считался с собственными желаниями? Место камергера было при особе его высочества, а его высочество в этот час изволил пребывать в стенах палаццо и, может статься, в эту самую минуту вести переговоры с герцогом Джудиччи о браке Гарсиласо Рекенья, графа Дория, с одной из герцогских дочерей.
Впрочем, кого Котронэ обманывал? Посланник дома Рекенья занимался чем угодно, только не делом. Во всяком случае, Сезар сильно сомневался, что даже в секретных инструкциях король Франциско мог поручить сыну то, что тот самозабвенно вершил.
Сначала, три месяца назад, посольство поселили на площади Смоковницы в палаццо, вобравшее в себя последнее изыски фантазии и вкуса, каковыми щедро одарены вольпефоррские зодчие. Сезар не уставал любоваться аркадами и колоннадами, фресками и барельефами, ажурными остроконечными башенками и балконами с балюстрадами, оседланными русалками и морскими бесами. Но его принц придумал дворцу другое предназначение: по его хотению в трапезной разразилась форменная коррида. А ведь Сезар наивно верил, что Райнерито, не любя повторяться в «шалостях», не станет устраивать нечто вроде того турнира в тронной зале Ласарильо пять лет назад. Невелика разница: и там, и там участникам грозило нанизывание , и что за важность, на копье или рога.
На сей раз Сезар не отвертелся от участия. Принц оказал ему небывалую честь, выбрав себе в напарники. На камергера возлагалось вовремя отсечь быку голову, не дав поднять принца на рога. Коррида была лишь началом великих проделок, которые Котронэ по обыкновению оказался бессилен предотвратить. Но забавам пришел конец, когда Райнерито пушечным залпом разрушил главную башню палаццо. Помнится, он искал подтверждения славе Буйволовой артиллерии...
Долг хозяина не позволил Джудиччи оставить гостя почивать на руинах, и принц со свитой перебрались под сень рогов Вольпефоррского Буйвола. Сезар так и не понял, осознал ли ранее проницательный принц, что очутился под надзором Джудиччи, или же проказы и оргии совсем лишили его рассудка.
Райнерито не только не торопился обсудить с герцогом цель своего визита, он даже не оказывал его дочерям внимания, полагающегося им по тексису! Оказавшись в Пьядже, принц снова нашел, на что променять посольский долг: на чуточку перезрелые прелести герцогской кузины моны Аличе. И за него по обыкновению отдувался камергер, во всяком случае в том, что касалось не политики, но куртуазности. Буйволовые дочери поначалу встречали его с некоторой холодностью, предубежденные против переменчивого эскарлотского нрава, то чопорного, то горячего.
Но Сезар с подобающим драматизмом поведал им, как его вольпефоррский отец удалялся в изгнание, гонимый Советом республики, и Бьяджа с Изоттой простили сыну изгнанника треть эскарлотской крови. Позлащенные солнцем волосы, девичья округлость щек, порывистые движения, которым юные герцогини тщетно пытались придать плавность — все это отвлекало, скрашивало нестерпимый характер и безудержные язычки. Исполнив придворный долг, Сезар спешил забыться в объятиях цветочницы, раскинувшей солнечные сады на углу площади Смоковницы.
… Раскаленное солнце опаляло кожу, просачивалось через поры, теплилось там, внутри, заставляя Сезара почувствовать светом и жаром себя самого. Тень сместилась, понял он и приподнялся на локтях, высматривая себе новое укрытие. Патио дремал в беспробудной тиши полудня. Или уже нет?
Девичий смех пролился на зной звоном, прохладой горного ручейка, Котронэ встрепенулся. Из Лимонной арки выпорхнуло босоногое создание, осененное солнцем локонов и объятое лимонно-оливковыми переливами шелка. Сезар узнал Изотту, старшую дочь Сиджизмондо Джудиччи. Изотта лесным духом, сильвиидой* пробежала мимо Котронэ, утешив его взоры красою расцелованных солнцем худеньких плеч.
Не успел он сложить первые строки сонета, как следом показался «козломуж», в котором Сезар не без оторопи различил своего друга и принца. Его высочество был встрепан и бос, рубашка выбилась из штанов, или, что вероятнее, ее оттуда вытянули...
Райнерито с хищным прищуром оглядел патио, высмотрел в траве след быстроногой, пренебрегшей тропинками сильвииды и, тряхнув кудрями, кинулся по следу.
Сезар перевернулся на живот, под ложечкой кисло сосало, ужом прополз между несколько разрозненными кустами мирта и выглянул. Принц распахнул узкую дверцу, еле заметную в обвитой диким виноградом стене, и с хохотом за зад подтолкнул в проем дочь Буйвола. Дверца закрылась, слившись с виноградной завесой.
Сезар ви Котронэ в очередной раз не отвел беду. Вероятно, в винограде скрывалась не только дверь, но и окошко, распахнутое настежь: ушей Сезара достиг смех Изотты, пришедшийся бы впору куртизанке. Следом раздались восхитительно вульгарный свист Райнерито и бесконечная череда коротких, прерывистых стонов Изотты.
Кажется, принц Райнеро Рекенья наконец выбрал невесту младшему брату.

*Сильвиида — в древнеравюннской мифологии божество, олицетворяющее стихию земли. Сильвииды образуются из листвы, потревоженной ветром, принимая облик прекрасных дев.

2

Камергер его высочества задремал среди мирта, роз и лавра, устав слушать, как его принц забавляется. Очнулся незадачливый слуга на закате, когда сердце Пьядже — Чаячье патио — зажило ночною жизнью: шелест придворной толпы, то сладкие, то лукавые вздохи музыки, посвист ветра, мешающего равно пряные запахи духов и моря.
Райнерито здесь уже не было, зато у каменной чаши фонтана, где нейдидра, купаясь, в кольца свивала хвост, игрались герцогские дочери. Бьяджа на радость кавалерам по очереди целовала отражения их лиц на водной зыби. Изотта сидела на кромке фонтанной чаши, болтая белеющей в переливах шёлка — лимон и фиалка — ножкой и сладко улыбалась.
За три месяца, что Котронэ знал сестёр, у него сложилось стойкое впечатление, что они неразлучны, не существуют одна без другой и в своей спаянности подобны скульптурной композиции, диптиху. И разъять их насильно значило отсечь от плоти плоть, от души душу, и лишь одной сестре по силам закрыть рану другой.
— Че́заре! — хихикнула Бьяджа, едва он подошёл к фонтану, и поднесла губки к его отражению на водной зыби.
Котронэ заставил отражение ей поклониться, после чего поцеловал руку её сестре, будущей графине Дория и невестке короля Эскарлоты. Если Бьяджа, с её наливными щёчками, округлыми плечами и озорным, подолгу ни на чём не задерживающемся взглядом оставалась сущим ребёнком, то Изотта в свои восемнадцать являла собой настоящую даму. Черты её были утончённей, нежели у сестры, нос острее, глаза скрывались под длинными ресницами, обманывая скромностью. Она была довольно высокого роста, выше и худее сестрицы, и как бы юного графа Дория не отпугнула эта совокупность острых углов…
Сезар поспешил откланяться, пока к нему не слетелись так называемые ценительницы прекрасного, взявшие моду млеть от его сонетов, где воспевалось Мрачновременье и его воссоздание. Котронэ действительно был отравлен колдовством проступающей сквозь современность древности, сопряжением времён, и разродился целым венцом сонетов. Но до искусства ли, когда Райнерито обесчестил дочку самого грозного в Вольпефорре папаши!
Ночной Пьядже вызывал еще большее недоверие, нежели дневной, и негоже потерявшему бдительность, а равно и здравый смысл, принцу разгуливать по нему в одиночестве... И нет, альков моны Аличе тоже не был островком безопасности, другое дело, что этого места принц не оставит до утра. Впрочем, на что ему многажды надкушенный, перезрелый плод, когда в руки упал едва поспевший...
Котронэ прошелся по многолюдным комнатам. В одной, увешенной трофейными знаменами, собрались военачальники герцога. Джироламо Кривельи не выпускал локотка супруги, незабвенной моны Аличе, из чего следовало, что Райнерито точно не светит провести ночь с этой дамой.
Тогда Сезар углубился в аркадную галерею, каждый шаг по которой мог оборваться от удара кинжалом. Стражники, храня на ливрейной груди образ желтого буйвола Джудиччи, склонились на копья и посапывали. Безобразие же! Котронэ ругнулся и рывком отворил дверь, за которой начиналась лестница в Круглую башню — покои эскарлотского принца и его свиты. Факелы на стене дымились и трещали. На прошлой неделе они сослужили принцу недобрую службу, озарив отменно распутную сцену: Райнеро с понятной целью прижимал к стене мону Аличе, вскидывающую ножки в кружевных чулочках от каждого нового наскока чёрного быка Валентинунья.
Покои его высочества прежде всего состояли из спальни принца и уборной, седалищу в которой Сезар из проказливости посвятил сонет, столько в нем было грозы и величия. Свитские теснились в смежной комнатушке, напоминавшей комфортные казармы, но камергеру отвели отдельную каморку, которую принц немедля окрестил кельей.
В этот час по спальне его высочества от канделябра к канделябру порхали с кресалами двое пажей, намедни одолженные живописцем герцога с тем, чтобы писать с них ангелов. Сезар прогнал их в свитскую, а сам, не скинув и сапог, упал на господскую кровать. Вид с нее на комнату открывался прекрасный: на плафоне козломуж соблазнял сильвииду; по стенам, держа над плечом винные сосуды, расхаживали тонконогие юноши в туниках поры Мрачновременья; над холодным камином вздымал рога буйвол, барельефом выпирающий из пространства треугольного щита. Джудиччи не позволял забыть эскарлотскому принцу, у кого тот в гостях...
На сердце Котронэ улеглись тяжесть и смута. Сиджизмондо Джудиччи дорожил законными дочерьми больше, чем побочными, и ему чертовски не понравится, что сын будущего союзника совратил не самую худшую из них.
Верный призванию драматика, Сезар сочинил речь, которой встретит и образумит разгулявшегося принца. Но в окно так тепло и сладко дышала ночь, лунный свет с такой лаской касался щек, давил на веки, а перина так мягко углублялась, что Котронэ опять сморил сон.
— Сезарина, — низкий смешок прозвучал над самым ухом, — ты прекрасна, но совершенно не в моем вкусе.
Котронэ перевернулся на спину и разлепил глаза: над ним склонялся Райнеро Рекенья, обозревая лучшего друга с особым, наигранным интересом.
— Не в твоем вкусе? Какая жалость! — подавил Сезар смех. Их с принцем дружбе вот-вот стукнет десять лет, за такой срок и в их положении они могли позволить себе шуточки подобного толка, ни на миг не испытывая сомнений в своих предпочтениях: или дамы, или целибат. Кроме того, Котронэ отменно усвоил, что легче подыгрывать принцу, чем дуться, открещиваться или противостоять. Иначе «Сезарина» прилипнет еще крепче, пусть даже Сезар давно избавился от буйных кудрей до лопаток, которыми много лет назад стал обязан этому прозвищу. — А я-то так надеялся попасть к тебе в фавориты...
Райнеро замахал на него рукой и согнулся от хохота; этой ночью от принца несло не вином, но бергамотом и ладаном. Сезар чихнул, при дворе Джудиччи в чести были терпкие запахи, и герцогские дочери первые следовали заданной отцом моде. Послушные ему во всем, они, тем не менее, вряд ли получали от него наказ лечь под эскарлотского быка...
Котронэ запустил в него подушкой и сел:
— А кто в твоем вкусе? Ты определился с невестой для брата?
— Это оказалось так трудно! — Райнерито плюхнулся на приступок и занялся сапогами; нынче та редкая ночь, когда его высочество в состоянии справиться с этим сам. — Бьяджа совсем дитя, забывшая по воле отца о куклах, но ее глаза... Ты когда-нибудь гляделся в них, Котронэ? Они огромны и так доверчивы, они не потерпят обмана. А Изотта... Она прикидывалась недотрогой, но я ее раскусил. Обе принцессы прекрасны... Не думай, не как ты! — Он скосил на Сезара глаз, вдруг с силой потянул его за ногу вниз: — Фу ты! А ну вон из моей постели, развратник!
— Это я-то?! — Котронэ сполз на приступок и локтем толкнул Рекенья в бок.
— Заметь, не я пытался соблазнить лучшего друга...
—Помечтай-помечтай. Я, в отличие от тебя, не бегаю по патио за герцогской дочкой и не играю с ней в козломужа и сильвииду!
— Это верно. — Его высочество сбросил колет, камергер подхватил красное с желтым сатиновое роскошество, чем не коррида, чем не кровь и песок. Король Франциско велел сыну всеми способами демонстрировать мощь дома Рекенья и величие вверенной дому страны. В чем-чем, а в этом принц преуспел. Камергер не отставал, и, кажется, их общими усилиями в Пьядже прекращали за глаза называть эскларлотцев воронами.
— Ты мурлычешь вздор на ушко цветочнице. Очередной сонет? Чему в ее образе он посвящен на этот раз, земле под ногтями, пыльце на щеке?
— А я не шучу, — огрызнулся Котронэ. Засранец попал в цель, ручкам Томазины было далеко до дворянских... — Ты бы унялся! Дочери Буйвола — не цветочницы, Джудиччи твои подвиги могут оч-чень не понравиться.
— Уже, — хохотнул Рекенья, стягивая рубашку.
— Что «уже»? — Сезара проняло холодом. Рубашка присоседилась к колету, он снова чихнул. Этот бергамот изведут разве что неизящные, грубые ручки прачек...
— Герцог назначил мне аудиенцию.
— Тебе конец.
— Вот еще! — Принц высвободился из штанов, как нельзя лучше подтверждая свои слова: — Здесь слишком свободные нравы, так что я рассчитываю на похвалу!
— Ну и дурак! — Котронэ с досадой запустил августейшим тряпьем в кресло, поймал удивленный взгляд. Святая дева, Райнерито в самом деле не придавал значения тому, что Джудиччи за все выставляет счёт! — Как же ты не понимаешь, Буйвол поднимет тебя на рога!
— Ай, брось это. Он все равно отдает дочь нашему дому.
— Не всему дому, не всем мужчинам Рекенья, а самому младшему из них!
— Малявка еще в куклы играет, — Райнеро презрительно повел плечом. Сезар ступал на опасный путь. Старший брат не любил вести разговоры о младшем. Полагал его позором эскарлотского и заодно блицардского королевских домов и со временем надеялся выслать его сюда, в Вольпефорре, где «малявка» с книгами и юной женой запрётся от мира в отходящем им замке. — Он знать не знает, что делать с женщиной. Отдать ему бедняжку не порадованной было бы жестоко. Я не потерплю подобного обращения с дамами!
— Это так, — внутри зудело раздражение, перерастая в чистую, прозрачную, острую злость, — но ты жесток со своим маленьким братом.
— Малявка получил того брата, которого заслуживает! — зло бросил Рекенья, после чего завалился в постель и рывками задернул расшитые ладьями занавеси. — А сейчас твой принц изволит почивать, Котронэ. Проваливай!
— Нет. — Сезар чувствовал себя единственным приличным человеком в этом театре порока. Быть может, он был немного старомоден, коль скоро ему казалось, что юный граф Дория достоин невесты милой и непорочной, не побывавшей под его старшим братом. Райнеро последовательно забирал у «малявки» любовь тех людей, которые могли бы отдать ее малышу Салисьо, не обеднев чувствами. Мать, названная сестра, теперь еще и невеста... — Отверженный и рога его, как хорошо, что я не твой младший брат!
— Это верно. Иначе это тебя я любил бы куда меньше, чем следует. Но ты еще здесь, Котронэ?
— Еще минуту, ваше высочество. Ответьте вашему покорному слуге: а будь с Изоттой и Бьяджей третья сестра? Дочь герцога от первого брака? Вы бы точно так же вовлекли ее в унизительную добрачную связь? Обкатали бы и с чувством выполненного привели к младшему брату? Урсула Джудиччи-и-Моллеани ничем не лучше этих буйволиц с нравом похотливых кошек?
— Не мешай с ними Урсулу! — Райнеро перекатился по кровати раненым тигром. Неужели Сезар нащупал щель в броне его сволочизма? — Она была другой! Чистой. Невинной. Моей! С ней бы никто не поступил так, как я с ее сестрой! Никто не посмел бы! А эти дурочки только рады.
— Ты сам вмешал в это «свою Урсулу». Ты оскорбил ее память и явно стремишься получить от средней сестры то, что не успел взять от старшей! — Котронэ отдернул занавеску, что было равносильно засовыванию головы в пасть тигру.
— Какой ты, оказывается, жестокий... — Райнеро почти шептал, накрыв рукою глаза. Кадык дернулся. — Не щадишь сердце вдовца. Между прочим, это обидно. Тоже мне, поэтик, воспеватель роз и соловьев.
— Райнерито, послушай... Я не хотел... Слово чести, ну!
— А теперь, — Рекенья повысил голос, и у Сезара отлегло от сердца, друг быстро зализывал раны, — я буду спать. Заметь, в одиночестве, мой монашистый друг, в полнейшем одиночестве, если только ты снова не попытаешься меня совратить. Я маюсь на холодных простынях и успокаиваю душу, что ты ранил напоминанием о столь ранней кончине моей Урсулы. Прощай! И не смей будить меня до полудня, а то голову отгрызу.
— Разбужу с петухами, — мстительно обещал Котронэ. — Безутешные вдовцы не спят до обеда! — И, напропалую пользуясь статусом лучшего друга, он дернул торчащий из-под простынь палец на ступне и метнулся к своей «келье».
В спину прилетела подушка:
— Котронэ, ты за это ответишь!

@темы: Giudici, Творчество

Вычитала всё, что было написано по Каникулам, кто рвёт на куски Вольпефорре - вписала, как важно и благородно дело Джудиччи - уточнила, каким именно жестом юный Райнеро (Рануччо) мечтал объявить о начале осады и участи проигравших - обрисовала. Пожалуй, можно начать выкладывать

@темы: Giudici, Творчество

коротко об учебной неделе по знаменателю и вообще...)

слеплено по обыкновению в соавторстве.

@темы: Белизна, Творчество

Дочитываю "Переплетчика", да что ж не так с этой книгой Так пока и не поняла, но все начавшие раскрываться к финалу страшные тайны вызывали у меня ржач и ай, я знал, я знал. То, как у автора умирают персонажи,"просто песня", это не та поражающая внезапность и это не тот случай, когда персонажи идут к своему концу, это какой-то не самый талантливый трэш, на самом деле. И да, это был самый стремный и не выстреливающий нечаянный, по незнанию, инцест на моём памяти. И каждый сюжетный поворот ужасно предсказуем. " Парфюмер" годнее, коли уж на то пошло.

@темы: Книги

К чёрту коллажи, теперь буду мозолить взгляд гифками Притом ужасного не очень годного качества, я пока разбираюсь. В эксперимент попал епископ Пуччи из "Казановы" А потом я возьмусь строго по профилю за перепутьевцев *демонический смех*.

@темы: Творчество

Ещё до того, как нам начнут напоминать, сделала 3 серьезные итоговые работы: выпускной перевод по английскому, контрольную по экономике в издательском деле и курсовую по дисциплине "редакторская подготовка изданий" (при этом курсач не сильно отличался от прошлогоднего по профилю и я снова изучала трэвелог). Ужасно собой довольна и вообще чувствую себя титаном

Ах да, я же еще и эпизод в Каникулы написала, глянув вчера "Казанову" 2005 г., епископ Пуччи меня покорил Его людоедская улыбка, сопроводившая реплику "Туземцы изголодались по религии", его циничное "Ересь —это то, что я сочту таковой", боже, да в нём был больше исторического Родриго Борджа, чем в сериальном Родриго

любоваться

@темы: Издевательское дело, Мужчины, Персонажи

@темы: "Нет, это не Рио-де-Жанейро, это гораздо хуже!" (с), Краснота, Alter ego