1
— В моих темницах хватает принцев, и мне нет нужды пленить этого! — слова Сиджизмондо Джудиччи, тотчас подхваченные пером кропотливого Сакробоско, эхом прогремели в темнице.
читать дальшеС лязгом захлопнулась решётчатая дверь клетки. Герцог и его секретарь удалились, степенно шурша джиорнеями. Некоторое время принц Рекенья оторопело смотрел на свою руку, сжимавшую влажный прут решётки. Джудиччи только что произнёс реплику, которой намеревается отвести от себя подозрения эскарлотской стороны, а принц Эскарлоты никак не мог поверить, что попал в знаменитые буйволовы казематы. Полумрак, лязг цепей, влажный, затхлый, тяжёлый воздух, едкий запах крови, пусть и слабее, чем в пыточной. Похоже, Буйвол предоставил высокородному гостю самые жуткие камеры, показывая, с какой лёгкостью может пасть принц. Смежные стены камер были каменными, и Райнеро не видел своих соседей, но прекрасно их слышал. Вокруг шуршали, бессильно плакали, скулили, исступлённо бормотали на смеси бломорт, вольпефорр и песочного диалекта. Бедняг, верно, недавно пытали… Впрочем, явно до того, как в пыточной царил демон Артатос.
Когда Рекенья, слетев в подземелья Пьядже, наконец нашёл пыточную, то вместо защитного слова выдохнул слова молитвы. Джудиччи лениво поднялся из уютного кресла, пыточных дел мастер подал ему хлыст. Райнеро едва успел крикнуть «стойте!», как свист пронзил густой воздух, но влажного шлепка, с каким рассекается плоть, не последовало. Растянутый на доске Артатос окаменел до корней волос, натурально, стал столь же каменным, как скульптура. Герцог выругался, Рекенья сморгнул, чары рассеялись. Демон вновь обрёл мягкую плоть и от души рассмеялся вместо того, чтобы вскричать от боли. Больше Джудиччи хлыст не заносил, уважив просьбу Рекенья оставить «Котронэ», позволить разделить пытку. Ох уж эта избалованная молодёжь, но не отказывать же столь высокому гостю, вздохнул герцог и бросил обоих в одну камеру. На самом деле, пытки хуже нельзя было вообразить. Но, пока демон находился на виду, Сезару грозило меньше опасностей. Впрочем, он ещё мог попасться. Впрочем, герцог мог продолжить пытать подставного Котронэ. При дворе Джудиччи воля принца Рекенья значила ещё меньше, чем потребности кролика младшей герцогской дочери.
— Я не хотел ему попадаться, — повинились за спиной.
Райнеро плотней запахнул колет и повернулся. По обыкновению голый Артатос, обняв колени, сидел на горстке соломы. Демон казался преисполненным раскаяния и безобидным, но Райнеро бы ни на секунду не ослабил бдительности. Ему стала понятна боль девицы, когда она против, а кавалер настырен.
— Но раз я ещё жив, то и мой артист не умер! — Артатос вскочил, обнял себя за плечи, крутнулся на одном месте. — Несчастный, должно быть, истекает кровью! Я должен навестить его, в конце концов, сей инцидент не входит в условия нашей с ним сделки. Я не должен был подвергать Чезарио опасности.
— У демонов есть кодекс чести? — сорвалось с языка.
— Не скучайте, мой принц, я правда не могу с вами остаться. — Райнеро шарахнулся, и ногти Артатоса погладили воздух. После чего демон рассеялся дымчатой пылью, но с тем, чтобы материализоваться по другую сторону решётки.
— А ну стой! — негодование потеснило страх перед магией, и вместо солнышка Пречистой Рекенья вцепился в прутья решётки, затряс. — Вернись сюда! Как я объясню это герцогу?!
— Ах, не бойтесь, возлюбленный принц, я конечно вернусь, — демон отдалялся от камеры чередой каких-то немыслимых пируэтов. Высверки белого тела в полумраке темницы походили на вспышки молний. — Не стоит так огорчаться от разлуки, она лишь бередит сердца, но укрепляет душу!...
Райнеро иссекал шагами камеру, разбрасывая солому и пиная ночной горшок. Мысли трещали пламенем факелов, больше того, огонь разъедал изнутри, рвался на волю оглушительным криком. Его заключение — это мелочь, Буйвол, можно сказать, просто его пожурил и не сделает большего. Ведь у короля Франциско не так много сыновей, и рано или поздно король хватится старшего из них. Но Котронэ, Котронэ! Как увезти его в Эскарлоту и при этом не бояться, что Артатоса здесь прикончат? Уволочь в Эскарлоту обоих, чтобы слетелись экзорцисты всех мастей и инквизиторы? Райнеро вскрикнул, почти взвыл, уселся в угол, поджал колено в груди и уронил голову. Из такого положения всё выглядело ещё гаже. Он убил Кривелли, подданного герцога и члена его семьи! За одно только это Кодекс Мануция позволяет держать преступника в тюрьме. И аргумент «Я же Райнеро Рекенья, и вызволить меня придёт армия» лишь раззадорит гнев Буйвола, и без того поддерживаемого законом. Да во имя Девы! Этот Райнеро Рекенья был здесь не больше чем беспомощным мальчишкой, до которого к тому же домогается демон! В обличье лучшего друга! Вот, что есть настоящий кошмар!
Но спокойней, спокойней! Рекенья получил степень магистра законословия совсем не за то, что он сын короля. Как любой порядочный студиозус, он, конечно, кутил, в обнимку с Кодексом просыпался куда чаще, чем с девицей. Пандекты, включающие в себя мнения ведущих равюннских законников, занимали одну треть Кодекса. Что стоит все эти учения, если Райнеро не найдёт хоть какую-то лазейку, которая облегчит вину за убийство Кривелли? Ну же, ну же… Райнеро как раз подобрался к Вольпефоррской правде , когда его плечи обволокло что-то тканное, гладкое и прохладное.
— Тебе холодно? Я чувствую твою дрожь, — раздалось над самым ухом.
Райнеро едва не свалился набок, но Артатос его удержал и заботливо поправил покрывало, подбитое мехом. Принц не шелохнулся, всерьёз опасаясь спровоцировать демона. Бесстыдник соизволил одеться в пурпурный колет и штаны чёрного бархата с ужаснейшим, улепленными драгоценными камешками гульфиком. Раз артист сделал зрелище даже из этого, то плохи наши дела…
— Чезарио в порядке, он много спрашивал о тебе, — Артатос совершенно движением Сезара отвёл со лба пряди и вперил в Райнеро такой взгляд, от которого хотелось пройти сквозь стену. Такие знакомые чёрные глаза заволакивало чем-то пугающим. — Знаешь, я наконец понял, откуда моя любовь, ведь мой артист так любит своего принца! И любовь его — преданность до последнего вздоха, но ты разбиваешь его хрупкое сердце. Посмотри, во что ты вовлёк его, чему подверг из своих дурных прихотей… Но я тебя не виню. Как можно злиться на неразумное дитя?
— Осторожнее… — Райнеро не вытерпел, отодвинулся на расстояние вытянутой руки.
— Ты боишься, принц? — демон склонил голову набок, поднялся и направился прямо к нему. Райнеро вскочил и самым позорным образом вжался в стену. Артатос замер в полушаге, провёл рукой по воздуху, словно щёку погладил. — Не стоит. Ты прекрасен, но я никогда не хватал любовь руками, это губит её. Я подожду, пока ты сам упадёшь в мои объятия.
Падать в объятия демона в планы Рекенья не входило. Не сводя с Артатоса глаз, он отошёл в сторону, снова уселся на солому. Отвечать на вопрос демона не хотелось, к тому же положительный ответ повлечёт за собой желание сейчас же придушить страх, а трогать Артатоса было нельзя. Райнеро испугался собственных мыслей, на секунду он допустил, что, пожалуй, смог бы убить не самого Сезара, но человека с его лицом. Сырые стены дышали холодом, Райнеро плотнее закутался в покрывало, спрятал лицо в щекочущемся меху. Следует забыть о демоне, забыть о казематах, только мысли, поиск решения...
— Тебе стоит поспать, принц.
Райнеро вскинул голову, Артатос снова сидел рядом. Демон не придвинулся слишком близко, будто и правда не хотел пугать «скромную девицу». На губах демона играла улыбка Сезара: лёгкая, искренняя, слегка насмешливая.
— Спи, а я постерегу твой сон.
— Ты не спишь?
Артатос засмеялся, покачал головой.
— Глупенький, а спят ли камни? Статуи? — Он взял пучок соломы, замысловато закрутил. — Но когда-то я, как и ты, мог заснуть и увидеть сны... Я пил вино, объедался персиками, моё сердце билось. О, как оно билось! Оно спешило, Рануччо, я всегда спешил, жить, играть, любить... умирать.
В руках у демона появился соломенный человечек. Артатос взял его за ручки, заставил поклониться Райнеро.
— Когда-то, мой принц, я был смертным человеком. Я играл в театре, я проживал и комедии, и трагедии как собственную жизнь. Должно быть, получалось у меня отменно, потому что зрители очень меня любили. А там, где успех и слава, всегда расцветает злоба и зависть... — Соломенный человечек задрыгал ножками, закружился, изображая какой-то безумный танец. Райнеро усмехнулся, узнав па, которые недавно проделывал сам Артатос. — Я жил на сцене, Рануччо. Я на ней родился, научился на ней ходить, моими первыми словами были строки из пьесы. И с момента своего рождения я не покидал театра, подчас забывая, где граница между моими ролями и моей собственной жизнью. На сцене я и умер. Я был не многим старше вас с Чезарио. В одной из пьес я играл полководца, и под конец спектакля славный воин погибал, закалываемый врагами. Я не подозревал, что мечи актёров в этот раз будут настоящими...
Артатос умолк. Райнеро с трудом различал черты его лица, но ясно видел, что сейчас, в эту минуту, это был не Сезар. Демон всё вертел своего человечка, вглядываясь куда-то сквозь него, беззвучно шевелил губами. Вдруг соломенная фигурка дрогнула, прижала ручку к груди, упала на каменный пол.
— Они убили тебя?
Артатос быстро кивнул, миг, и скрытое тенью лицо снова приобрело знакомые черты.
— Я не помню, понял ли я, что умер взаправду. Кажется, нет. Я играл как жил, и мой полководец действительно погиб от полученных ран. Опустился занавес, и я поднялся, как всегда, чтобы успеть скинуть залитую красной краской одежду и выйти на поклон, но... Я поднялся и остался лежать. Я умер, но обманул саму смерть, смешав игру и жизнь. Моё тело, пронзённое мечами, лежало у моих ног, а я парил над ним, ещё не понимая, что произошло. Так я стал демоном театра, Рануччо. Я так и не смог его покинуть, перестать играть, забыть... И я до сих пор очень люблю жить. Такие как Чезарио — редкость, но когда я узнаю о них, то не могу упустить шанс вновь ощутить жизнь, прикоснуться к ней. — Он вдруг вздрогнул, приблизился к Райнеро, внимательно всматриваясь в его глаза. — И разве я делаю им плохо? Я дарю им театр, мой принц. Чезарио был счастлив, пока его не поймал ты. А сейчас, без возможности сочинять, творить, он медленно гибнет, изводя себя и превращая в спектакль собственную жизнь. Я знаю, чего ты хочешь. — Артатос легко коснулся подбородка Райнеро, снова отстранился, отвернулся с неясной болью. — Но я не могу отпустить его. Поэтому, если ты действительно любишь Чезарио, это тебе придётся оторвать его от себя. А сейчас ты уснёшь. Проспишь до утра... Если бы ты знал, как это сладко, просыпаться.
*Вольпефорсская правда — свод составленных с опорой на кодекс Мануция законодательных актов вольпефоррцев, вступивший в силу в 12 веке и с тех пор никем не отменённый. На практике эта Правда регулярно нарушается нобилями и пополланами, и в законодательстве Вольпефорре царит разброд.
2
Райнеро проснулся от скрипа ключа в замке. Кто-то отворил решётку в его камеру. Спина и шея затекли, Рекенья с трудом выпрямился, по телу пробежал озноб. Ему было странно тепло, к нему кто-то прижимался... Райнеро отпрянул от Артатоса, тот в изумлении хлопнул ресницами. Принц Рекенья спал, обняв руку демона, положив голову ему на плечо. И даже не помнил, как заснул! Благо, одежда была на месте. Демон потянулся, покачал головой, прицокнул языком.
— Герцог, вас не учили стучаться?
Райнеро вскочил на ноги, сбросил с плеч покрывало. Герцог Джудиччи, поигрывая связкой ключей, с интересом смотрел на них с демоном, словно бы ожидая, что же последует дальше.
— Ну и которую из мои дочерей вам удалось разжалобить? Или думали, я не замечу одежды и покрывала? Что, мессере Котронэ, голышом в моих казематах немного прохладно? — Буйвол усмехнулся, вышел из камеры, больше не оглядываясь на Рекенья. — На выход, вы оба. И да, когда я говорил вам о своей молодости, я не имел в виду, что спал в обнимку с мужчинами.
Райнеро поспешил покинуть мрачные стены, после ночного разговора с Артатосом ему захотелось жить, да хотя бы просто чувствовать себя свободным.
— И многое потеряли, герцог! Тот, кто любит лишь женщин, сам уподобляется им. Да никто и не поймёт мужчину так, как другой мужчина, верно, Рануччо? — демон весело ему подмигнул, схватил по руку.
— Не могу этого знать! — Райнеро рванул руку, но хватка Артатоса была по обыкновению каменной. — Меня прекрасно понимают женщины!
Артатос пожал плечами, отпустил Райнеро, подмигнул забывшему о службе стражнику.
— А разве я против женщин? Без них ужасно скучно, да и мужчине женщины не заменить, у него нет...
— На выход! — Джудиччи отпер дверь на лестницу, наверх, кажется, из последних сил терпя болтовню Артатоса. Райнеро подтолкнул демона вперёд, скорее увести его, лишь бы Буйвол не передумал.
— Как же люди изменились за последнюю тысячу лет! — Демон театрально заломил руки за спину. — Вы вздорны и смешны, несчастные!