Strange things happen in the dark (c)
1
Военные карты маэстро Нарди не допускали неточности: Ричеретта в самом деле возвышалась крепостной стеной в пятнадцать-двадцать пассо и множеством, а именно, сорока пятью башнями с крытыми переходами и нишами снаружи. В них стояли, нежа на солнце беломраморные тела, статуи представителей рода Фосколо: воины, политики и даже священники. Но по соседству с искусством располагалась война: на галереях блестели шлемами стражники, в зазоры между зубцами просунули жерла пушки. На то, чтобы прощупать в тверди Ричеретты слабое место, могли уйти недели, отчаянный штурм бы уподобился волне, разбившейся об утёс…
читать дальшеРайнеро Рекенья укрепился в своём намерении взять город измором, взрывом изгадив воду, но всё это после. Пока он въезжал в Ричеретту, возглавляя не победоносную армию, но отряд из двух обалдуев, одетый не в броню, но в неприметный, короткий плащ, в каком безобразничал в подворотнях Висенсии. Он разъезжал по разрозненной Вольпефорре уже с полмесяца, и никто бы не назвал разъезды завоевательными. Наследный принц Эскарлоты, военачальник великого герцога Вольпефорре и деверь незабвенной моны Бьяджины искал камергера. Глупого, беспутного, незаменимого камергера, возомнившего себя величайшим драматиком и актёром. Поганец заново собрал труппу, ту самую, из монашека, блудливых дочек художника по стеклу и профессионального артиста и покорял Вольпефорре. В славе, внезапности маршрутов, скорости передвижения он мог потягаться с Джудиччи. Последние следы вели в Ричеретту — прямиком в удушающие змеиные объятия моны Леандры Страффи-Фосколо.
Рекенья ожидал застать город в упадке и страхе, что ещё могло царить здесь при этой лютой женщине? Он вместе с Карраско и Ампурия въехал через Чешуйчатые ворота, поднявшиеся на южном берегу реки, и картина глазам открылась непредвиденная: на берегу ремесленники бойко мыли шерсть и обрабатывали шкуры, солнце играло с водой, за бликами укрывая красители, нечистоты и потроха, богатые палаццо горделиво вздымали то мраморные, то кирпичные стены, площадь оживлялась людом. Будь он Отверженным проклят, если сегодня добрых горожан не ждало представление!
— Если Котронэ здесь, — подал голос Ампурия, — значит, или мы недооценивали мощь искусства, или его пьески приглянутся Страффи-Фосколо не больше, чем Джудиччи… И вывезем мы отсюда разве что мешок отрубленных голов.
— О Лео, ты боишься женщину? — поддел Карраско. — Я слышал, она голыми руками вынула сердца тех, кто убил её первого мужа, из кишок свила петли и просунула в них жирные шеи преступничков. Что до кары за преступления помельче, то…
— О нет, Хорхэ. Я боюсь горя нашего принца…
— Ты первым падёшь жертвой моего горя, Леопольдо! Так что в твоих интересах вернуть камергера своему принцу живым, сговорчивым и веселее прежнего.
Путь к площади лежал через шумные улицы, испускавшие запах лошадиного навоза, соломы и пыли. В этой своей части города Вольпефорре не отличались один от другого, так же грохотали повозки, звенели колокольчики просящих подаяния нищих, почтенные матроны с мастерством мещанок торговались за томаты, звучали пронзительные выкрики зазывал, приносившие с собой запахи свинины на вертеле и тушёного угря. Карраско соблазнился ломтиком дыни, после Рекенья за шиворот вытянул его из лавки золотых дел мастера, где обалдуй уже вовсю приценивался к потирам, эмалям и кольцам. Ампурия чуть было не прыгнул к портшез, поманенный узкой, в кольцах, ручкой, и потом божился, что это колдовством помутился его рассудок.
От гнева принца Рекенья обалдуев спасло лишь то, что улица принялась круто уходить вниз, к площади, где, зажатое между представительными зданиями и обломками руин, волновалось людское море. Оно переливалось белым, песочным и даже чёрным, оно говорило десятками языков, из которых Райнеро, помимо вольпефорр и его диалектов, уловил родной эскарлот, равюнн, мирокан и даже покойный бломорт. Отряды стражей рассекали волны этого моря военным шагом, на полукруглых, чёрных плащах свивался в кольцо змей Фосколо. Придал ли Буйвол огласке, что моне Леандре надлежит склонить колени перед сыном всеблозианнейшего короля? При мысли о позорном плене Райнеро поморщился, но искусство снова увело его от ратных дел.
Первым показался какой-то зефирный фасад храма под круглым черепичным куполом — церковь св. Антистии, которая, как гласила надпись на табличке, сохранила для блозианского мира тунику Пречистой. Райнеро присвистнул, прикидывая, сколько же в Ричеретте площадей, и что деется в глубине города, раз пришлых он встречает такой реликвией?
— Да простит мне Пречистая, — вспомнилось, что суд Буйвола вменял моне Леандре в вину в том числе подделку святых реликвий, — но дурить простой люд поддельными мощами и тряпками праведников не самая глупая мысль. Забросим парочку в Валентинунья, благо, в Пьядже этого добра завались.
Они спешились у кипарисов и оставили коней на попечение мальчишки, выпрашивающего на паперти подаяние. Вслед им доносилось исполнительное «Эй-э, нечего глазеть, отошли от господских коней!». За церковью открылся до того нежданный вид, что сердце у Райнеро забилось чаще. Театральный помост, пока пустующий, не оставлял сомнений: минуту назад спектакль был в самом разгаре! Зрители толпились у самой сцены, докуда едва ли могли дотянуться, кричали хвалу и пускали в воздух разноцветный порошок, что взять с красильщиков? Над «театралами» взлетали и разрывались искрящиеся облака, и на «театралов», натурально, шёл дремучий лес, мигая жёлтыми волчьими глазами. Чувствовалась рука Котронэ, кто ещё мог сотворить декорации с подобной искусностью?
Райнеро раскидал кучку хлыщей и бросился вперёд, когда на помост вышла одинокая фигурка. Откланялась. Поймала гул аплодисментов. Подняла руку, дожидаясь относительной тишины. Райнеро ожидал застать беглого друга опаршивевшим, бедствующим, едва ли не опустившимся, что ещё творит с бродячей труппой искусство, но Котронэ бы дал фору принцам! Он посмуглел, вдел в ухо серьгу, а броский колет променял на величественную, долженствующую умерить егозливость джиорнею до колен.
Поганец послал поверх голов воздушный поцелуй и завёл знакомый демонический монолог, хулящий кости одной сестры и превозносящий мягкости другой. Ну конечно, где поносящая Джудиччи пьеса стяжает славы больше, чем не в землях Страффи-Фосколо? Котронэ знал, как задобрить змею…
Вернув на голову сорвавшийся капюшон, Райнеро отступил за прикрытие из обильных телесами матрон. И лишь тогда оглянулся, поверху ища взглядом ту, что удостоилась внимания «блистательного Чезарио». И нашёл её среди роз, увивавших балкон палаццо. Это была не какая-нибудь ричереттианская девственница под надзором дуэньи. Это была богиня. Подобной красоты мир не знал с той поры, как Дева разнесла по нему блозианство. Да простит Пречистая, но что стоила её чистая, духовная, скорее ощущаемая, чем видимая краса в сравнении с языческой, нет, мифической?
— Так он ещё не играл… — Рекенья был готов прибить Карраско, посмевшего прервать созерцание божества. — Это впрямь демон, Райнеро, да посмотри же!
— У Котронэ появился поклонник, обрадую его при случае… — вспомнив, для чего он здесь, Райнеро опустил взгляд к сцене: порешив единорога, демон гонялся за Джокондой, суля ей блаженство порока. — Ты прав, сущий демон… Но к Отверженному, посмотри на божество!
У божества было тонкое, чётко очерченное лицо, горбинка только красила нос, длинная шейка взывала к поцелуям, раз коснувшись обнажённых плеч, больше их было бы не выпустить. Дальше Райнеро не видел, пена сорочки утекала в виноградную зелень платья, но с удовольствием наградил красавицу парой жёстких крыл и мечом. Другое дело, что меч сей он бы вырвал из хрупких рук и пал на колено, зацеловывая мозоли от рукояти.
— Карраско, Ампурия! Вы уже дважды видели папашу и развратных дочек, или это Котронэ приковал ваши жадные взгляды? Лучше сюда посмотрите…
Богиня, словно по его хотению, тряхнула распущенной каштановой гривой. Не видя всей длины, Райнеро её додумал и не хуже драматика вообразил, как эта женщина, укрыв шею горжетом, стоит между зубцами крепостной стены и пытается взглядом объять его войско. В эту минуту она была намного ближе, второй этаж палаццо не стал бы принцу Рекенья преградой, но нет. Такие женщины подобны крепостям, их можно взять только штурмом!
— Кузен, — воззвал Ампурия, — отдаёшь ли ты себе отчёт в том, что твой мысленный кабальеро лобызает руки, по локоть обагрённые кровью?
— Вот видишь, Леопольдо, она мне отличная партия! На пару ночей… Нет, на десяток.
— Твои глаза ослепли, кузен? Это Леандра Страффи-Фосколо, и ужели ты не слышал, что она заколола своего второго мужа, чтобы не позволить ему сдать Джудиччи город Фано?
— А что она творит с опостылевшими любовниками, — встрял Карраско, — не слышал?
— Значит, нужно быть с ней построже… — всё началось прежде всего как игра, попытка откреститься от якобы неземных чувств к «Сезарине», но когда имя богини было названо, Рекенья понял, что медленно поджаривается на огне своих военных, нет, любовных амбиций. Оседлать балюстраду и познакомиться, назвавшись придуманным именем? Невозможно!
— Хорошо, кузен. — Отверженный, да есть ли советчик несноснее, чем Лео? — Дабы твоя верность делу Джудиччи не была поставлена под сомнение мимолётной интрижкой, настоятельно рекомендую тебе выкрасть эту женщину, в дороге утолить свою похоть и отдать герцогу с тем, чтобы он учинил над ней суд строгий, но справедливый.
— В своём ты уме, Ампурия? — Райнеро толкнул родича в грудь и не без сожаления отвернулся от богини, в этот час принимающей лишь жертвы искусством. — К Леандре я вернусь огнём и металлом и возьму в почётный плен, а сегодня мы крадём Сезарину…
2
Сцену сотрясло в грохоте и застило клубами чёрного дыма. Райнеро подался вперёд, чем это было?! Стрельба, покушение, господня кара? Горожане охнули, принц же лишь выдохнул, когда из дымной тьмы выступил белоснежный Котронэ. Поганец раскинул руки и блаженно улыбался, пока люд выкликал его имя. Можно подумать, он не всего-навсего развлек, а по меньшей мере спас город ли, мир ли от погибели…
Над ухом жужжал Ампурия: какой у Рекенья план, как они выкрадут камергера, как выедут из города, какая роль отводится ему и Карраско… Райнеро лишь отмахнулся, следя, как Сезар не на шутку терзает губки Джоконды, затем подхватывает её на руки и уносит в клубы искрящегося дыма. Испей чашу восторгов до дна, Котронэ, потому что вскоре вернёшься к обязанностям камергера… Нет, друга.
Помогая себе ножнами, Райнеро пробирался к сцене, вернее, за неё, где кособочилась постройка для отдыха и бутафории. И вмиг ловить там стало некого. Райнеро едва не хлопнул себя по лбу, Котронэ снова красовался на сцене, и не эскарлотским вороном, но попугаем, павлином! Он ловил овации, как солнечный свет, волну, ветер, после чего приложил палец к губам и заговорил со зрителем, встретившим один только звук его голоса восторженным рёвом.
— Вы оказались славными зрителями, жители непобедимой Ричеретты! Но куда интересней участвовать, чем просто глазеть, разве нет? — В университете Котронэ уступал своему принцу в риторике, на сцене же, поднимая и прекращая гомон взмахом руки, воцарился сущий заклинатель толп. — Я предлагаю вам игру! Припадите к искусству, станьте теми, о ком складывают стихи! Поднимите руки, и я расскажу о вас историю в рифме. Смелее, кто будет первым?
Райнеро уловил, как Леандра Страффи-Фосколо вскинула и опустила хрупкую белую руку. И улыбнулась так коротко, неуловимо, словно каждая её улыбка стоила с золотую горсть, и мона Леандра вовсе не собиралась обронить хотя бы монету. Безукоризненным катреном Котронэ воспел её львиный нрав и кошачью ласковость, напрочь удушая в людской памяти змеиный образ. Богиня ниспослала благосклонный кивок. Благословлённый, хуглар ещё длиннее выпростал свой медовый поэтический язык и последовательно обвил им бородача в кожаном фартуке, уподобив богу огня и металла; мальчишку, что вертлявой обезьяной стащил кошельки у десятка зевак; жену булочника, что стояла рядом с Райнеро и вкусно пахла сдобой, и в самом деле пышку, при чьём виде потекли бы слюнки.
Рекенья смеялся вместе с толпой, действительно попавшись в сети игры Котронэ, ожидая, на кого же падёт выбор на сей раз, когда вдруг понял, что тот смотрит прямо на него. Принц медленно покачал головой, глядя ему в глаза, но поганец уже растянул рот в паскудной улыбке…
Райнеро совсем не желал, чтобы этот шут сперва восхвалял его, «Синьора Капюшона», скромность, после чего заклинал зрителей не верить скромнику, ибо на деле тот наглец, дебошир и, страшно поведать, палач.
— Скотина, — выговорил Райнеро одними губами. Жар нахлынул на него волнами, рука стиснула под плащом эфес шпаги, Карраско и Ампурия зажали его с обеих сторон. Обороняя или удерживая?
— Под полою плаща я прятал меч, глаза свирепые я долу опускал, но вольно! С пелёнок я стремлюсь крушить и жечь, стремлюсь, чтоб целый мир передо мною на колени пал, и больно… — Котронэ уподобил сцену клетке для буяна, нет, чудовища. Он метался. Скалился. Терзал кудри. Делал выпады невидимой шпагой. — Победа моя будет неполна, коль сломится лишь каменное тело Ричеретты. Прекрасна крепость, только не равна той фурии, что «нет» сказать посмела, и в целом свете…
В Рекенья ревел, бил копытом, выставлял рога бык. Тот, кто звался другом, оказался мстительным ничтожеством. Пакостные, поносные слова тонули в гуле толпы, послушной своему заклинателю. А тот веселился на славу: нещадным цветным жаргоном излагал, как «победитель» насилует мону Леандру, раскачивая движениями таз.
Толпа взвывала от хохота, толпа затихала в испуге, похоже, не в силах определиться, как же себя повести. Рекенья тряхнул головой, в ушах стоял гул, он пришёл вместе с гневом. Гнев глушил гомон зрителей, что призывали погибель на голову негодяя Рекенья. Гнев овладел пальцами, заставив до боли сжать эфес. Гнев гнал из глубин рык.
— Схватить! — одно слово, выкрикнутое звучным, низким голосом Леандры Страффи-Фосколо, бросило Рекенья вперёд, к помосту.
Кажется, кто-то закричал, кажется, бык кого-то смял, и Райнеро не желал и не мог подавить его. Гул в ушах стих, Райнеро услышал, как стучит его сердце и как ревут за спиной ричереттцы.
Котронэ не успел ступить шага, как от удара в живот согнулся тряпичной куклой. Рухнул принцу на руки, когда тот пнул под колени. Артист стонал, артист силился что-то вымолвить, но Райнеро накинул ему на голову свой плащ, плотно скрутил, перекинул через плечо и два прыжка пересёк сцену. За стеной декораций их встретили четыре встревоженные, в подтёках грима, физиономии. Узнав похитителя, актёры отреклись от своего драматика, не поспешили лечь быку под копыта, единорога же, что встал бы за Котронэ рогом, попросту не было среди враз осиротевшей труппы.
Минуя ступени, Райнеро спрыгнул с помоста. Сезар тут же напомнил о себе душевным пинком в грудь. Райнеро треснул его наугад, встряхнул так, что тот ударил о спину похитителя лоб. В эту же спину несчастный стенал и кричал, но плащ превращал наверняка рифмованные угрозы в неразборчивое мычание, за что Райнеро плащу был признателен.
Тело драматика норовило соскользнуть с плеча Рекенья, позади ревели и бесновались, у виска пролетел камешек. Развесёлая авантюра грозила перерасти в трагедию… Толпа нагоняла, ускорить бег Рекенья позволить себе не мог, а церковь, у которой остался Марсио, как назло стояла в верхней части улицы. За спиной лязгнула сталь, грохнули выстрелы, Хорхэ и Лео хватило ума не отстать.
— Ну, как тебе похищение, Сезарина? — Рекенья встряхнул вздумавшего извиваться Сезара, в плечо впилось что-то у него с пояса. — Достойно пьесы? Ты бы это видел, принц крови похищает своего камергера и на глазах взбешённой толпы уносит прочь, прекрасно! Но эти идиоты кидают в меня камнями! Прекрати брыкаться, или я перестану уворачиваться, и они достигнут цели, то есть тебя!
Дыхание всё же сбилось, зубоскалить стоило поменьше. Райнеро нащупал то, что давило в плечо, сдёрнул один. Дымовой шар! Вот откуда фокусы. Рекенья усмехнулся, подкинул шарик на ладони. Впереди уже обеспокоенно гарцевал Марсио, мальчишку-попрошайку унесло, но пятеро стражников с протазанами подбиралась к коню, один отвязал поводья. Треснули выстрелы. Рекенья пригнулся, вильнул в сторону.
— Марсио, виват!
Умница охотно взвился на дыбы, копыта заколотили воздух. Стражники прянули в стороны. Тот, что пытался взять смерть под уздцы, получил копытом в нагрудник. Джериб с упоением обрушил на дурака ещё пару ударов, дико заржал, прыгнул Райнеро навстречу.
Рекенья смог прижаться к черной лоснящейся шее не раньше, чем перекинул через седло камергера. Всё для друзей, негоднейший! Райнеро обернулся, узкую улочку заполонило ричереттцами. Вот же львиные выкормыши! Злобные морды, раскинутые в оскалах и рёвах пасти, блеск солнца на доспехе стражи. Давешний бугай в кожаном фартуке размахивал топором, распугивая стражников. Райнеро с силой кинул дымовой шар. Тёмно-синий дым повалил стеной.
Марсио нёсся по Ричеретте, высекая из булыжников искры. Райнеро выхватил пистолет, не целясь пальнул за спину. Совсем рядом хлопнули два выстрела, Лео с Хорхэ не отставали, почти поравнявшись с принцем. Бешеное веселье захватило и понесло. От пояса обмякшего камергера Райнеро отцепил новый шарик, разбил у развилки. Какой красивый багрянец, а как вскоре покраснеет воздух под осаждёнными стенами!
Усмехаясь своей выходке, Рекенья повернул Марсио в соседний проулок и к площади, принося сюда хаос. Джериб спугнул двух девиц с корзинами, конь Карраско сшиб грудью разносчика фруктов, Ампурия выстрелом сбил с галереи над воротами стражника. За аркой ворот распахнулось настежь небо, так славно будет испятнать его пожаром войны! Рекенья испустил победный рёв. Оглянулся, погоня отстала, в проулке медленно оседало желтое облако.
Из нутра улиц донёсся глубокий, низкий звон, нарастая и нарастая. Били в тревожный колокол! Райнеро засмеялся, подался вперёд, Марсио разве что не летел.
— Глянь-ка, Котронэ, мой спектакль не хуже!
В ответ похищенный любимец Ричеретты мотнул головой, изогнулся, высвободил руку и показал Рекенья оттопыренный средний палец.
@темы: Giudici, Творчество
Демон, я вижу, разошелся, развлекается на славу. Выступление перед толпой и финальный жест были красивы)) Бедняга Райнеро, его репутацию чуть ли сызмальства убивают)))
Вообще Райнеро порадовал, искал Сезара, и так долго. А вот тот похоже ничуть не скучал, выступал себе, красавец, и горя не знал, но принц его настиг. Побег со сцены, бешенная скачка, эти дымовые шары, кричащая за плечами толпа, выстрели, бой колокола и в конце этот жест Сезара, вот это было по настоящему круто
Леандра красива, ещё одна властная женщина, владычица города. Даже почтила спектакль Сезара своим присутствием, кажется, с ними не всё так просто, тут явная симпатия драматику)
Описание Ричеретты очень понравилось, живой город, приятно почитать, можно сказать, это было полное погружение))
С нетерпением жду, что там дальше будет!
Darvest, спасииибо ^__^ Эх, работать над антуражем Артатоса было сплошным удовольствием. Репутация Райнеро скоро перестанет существовать
Что во все тяжкие тут пустился Сезар, мы выяснили х)
Дааа, мальчики навели шороху))
О даааа... ну на это есть многочисленные сайд-стори и т.п., и всегда можно замутить второй роман...))