...Собственных опозданий по утрам на 5–6 минут *7–40 вместо назначенных 7–35*, последующих походиков до лицея, во время которых придумывались впотоповские, а затем вперепутьевские эпизоды, неизбывно занятых подоконников, ожиданий у кабинета завуча, чтобы забрать классный журнал, хромоватой первой парты, немыслимым образом подстёгивающей творческий процесс даже в пылу урока, бессловесных переглядываний, к которым в силу развившейся псевдотелепатии и слова не нужны, неуёмных «нервных похихикиваний», шумных перемен между уроками, подававших самые неожиданные творческие идеи, толпучек в столовой и её тесных скамеек, отчего журнал возлежал на коленках или сумках (почему–то я тоже ощущала ответственность за него, да), применения принципа «нечто вроде фантазии» в моменты самостоятельных работ по химиии, а подчас – алгебре и геометрии, и смешков, смешков, смешков или хохота на протяжении всего учебного дня, и дружного нытья по поводу огромадной домашки, и частых стояний на холоде перед тем, как разойтись по домам, даже когда девчачья болтовня закончена, а эпизоды – додуманы, и практически каждодневного повторения всего сказанного.
Непривычно и грустно со смешинками коситься на соседку по парте, не получая отклика, потому что наше с ней общение, да с любой из одногруппниц, ещё не скоро дойдёт до той дивной кондиции, когда чувствуешь взгляды друг друга и разговариваешь одними только глазами, улыбочками или похихикиваниями, такими девчачьими и вместе с тем яснейшими, как сигналы.
И вот весь день не оставляет меня несвойственная для себя же мысль, что нужно было как–то скооперироваться и не расходиться разными дорогами *пусть и в один универ*, тем более мозги примерно одинаково повёрнуты. Со временем я выдворю эту исключительно на чувствах взрощенную мысль, но пока она со мной. Конечно, истинная дружба не заканчивается по другую сторону лицейских дверей, не обрывается на крыльце разных институтов в одном универе, но... Нас называли сиамы, знаете ; ) Это многое объясняет, честное слово.