Возможно, кто-то из читателей "Яблочных дней" помнит, как Райнеро был вынужден сам себе спеть эскарлотскую колыбельную о луне и солнышке. На тот момент, когда он это делал (а это том II, глава 29) у меня текста песни не было от слова совсем.
Но при переписывании первого тома эта песенка всплыла в пока не выложенной 14 главе, в эпизоде с Гарсиласо. Хотя на тот момент её текста всё ещё не было. Пришлось начать над ней работать.
Это заняло у меня вовсе даже не два месяца, как приснопамятное прояльтийское стихотворение, но потребовало определённых усилий. Усилий не технического плана, но, так сказать, душевного %) Я понимала, что не смогу написать милашную детскую песенку. Я так не умею, для этого я слишком привязана к тёмной сущности сказок, которые должны были погружать ребёнка в кошмарный окружающий мир и предостерегать от опасностей через подачу оных опасностей образами, архетипами. Я наперёд знала, что, как бы я ни ухищрялась, у меня выйдет дичь. Совершенно не по моей воле в песне с первых же строк зазвучали интонации Райнеро (а я, поверьте, их узнаю из тысячи). Притом интонации куда более глубокие, чем если бы он просто пел это. В конечном счёте мы получили его песню о нём.
И при этом она всё та же эскарлотская колыбельная, которую он пел сестрёнке. К 16 веку на Полукруге народная. Не им написанная. Если он с детства пропускал через себя эту лунную дичь, исполняя её, проецируя на себя и сестру, на свои глубокие религиозные знания, на замес между Пречистой и Луноокой, то ещё более понятно, почему он сейчас такой, какой есть.
Здесь я привожу текст целиком, в главу пойдут его самые безобидные куплеты.

Колыбельная луне, спетая ей солнцем

— За руку, брат мой милый, ты крепче меня держи
И солнышком светло-светлым мне в этот час побудь.
— Исполню, моя сестрица, всё я, что ни скажи.
Я — солнце, я — сфера света, не легче ли дышит грудь?
— Не легче ничуть, ты слышишь, меж моих рёбер будто
Сердечко безумно пляшет яблочною луною.
Этой луной, наверно, я стану, исчезнув утром.
И раз ты назвался солнцем, то как тебе быть со мною?

— Ну это, душа-сестрица, не стоит твоих печалей,
Находчивый старший братец примерит плащ потемней.
Иглою из стали звёздной, что смертный найти не чаял,
У горла его заколет — встречай, Хозяйка Теней.
— Приходы твои, конечно, ей будут всего милее,
И до часов рассветных не размыкать вам рук.
Но всё ж об уделе этом до плача я сожалею,
Уйди от меня, с луною ведь знаться тебе недосуг.

— Глупа у меня сестрёнка, да где бы и взять ей мудрость,
Коль на уме наряды — бархат ночных небес,
Серебряные узоры из множества звёзд, и кудри,
Вьющиеся ветрами... И тени спешат на жест.
— Похоже, я краше ныне невесты завидной самой,
Но яблочной сердцевины кожа моя тусклей.
Негоже такой мне жуткой являться под своды храма,
Коснись же мне щёк, мой милый, и расцелуй смелей.

Брат солнцем сестре целует лик её луннобелый.
Сияй, говорит, у ночи всех забирай слепцов,
Чтоб мог отыскать приют бродяга окоченелый,
Чтоб клинок благородный мог наказать подлецов.
Сестрицы лицо так мягко солнышком золотится,
Луна побелевшим сердцем почти завершила пляс.
Тебе одному, брат милый, сияю, и обручиться
С другой у меня не думай. Есть только мы у нас.

запись создана: 06.11.2016 в 21:38